Фильм «Мастер и Маргарита», снятый Юрием Карой в начале 1990-х, впервые выйдет в массовый кинопрокат в конце марта 2011 года на тысяче копиях. Для этого создателям фильма пришлось урегулировать вопросы с авторскими правами и отреставрировать изображение, чтобы оно не уступало по качеству сегодняшним фильмам.
«Мастер и Маргарита» выйдет в широкий прокат количеством около тысячи копий, об этом на пресс-конференции 2 декабря заявил гендиректор прокатной компании «Мастер Дистрибьюшн» Игорь Добровольский. «В марте зрители смогут посмотреть профессиональную игру актеров, которые донесли нам творчество Булгакова в полном смысле этого слова,— заявил Добровольский.— Фильм, которому будут предшествовать премьеры и встречи с актерами, пройдет во многих городах России, вопреки мнению, что большие экраны существуют только для мейнстрима».
Тысяча копий— крайне амбициозный шаг для фильма российского производства, да еще без спецэффектов и остросюжетных сцен. С подобным размахом в 2010 году вышли «Утомленные солнцем 2» (1079 копий в премьерный уик-энд). Фильм «Край», выдвинутый Россией на соискание премии «Оскар», вышел на 769 копиях в первый уик-энд. На тысяче и более копиях в России обычно выходят голливудские блокбастеры. Например, «Аватар» выходил на 1350 копиях, а последний «Гарри Поттер»— на 1135-ти.
Широкая премьера
Выход «Мастера и Маргариты» будет сопровождаться всеми привычными атрибутами широких премьер. Бюджет рекламной кампании будет утвержден в ближайшее время, перед массовым прокатом в ряде городов пройдут предпремьерные показы, а актеры фильма встретятся со зрителями.
Напомним, что главные роли в фильме исполнили Виктор Раков (Мастер), Анастасия Вертинская (Маргарита), Валентин Гафт (Воланд), Николай Бурляев (Иешуа Га-Ноцри), Сергей Гармаш (Иван Бездомный), Александр Филиппенко (Коровьев-Фагот). На пресс-конференцию пришли все названные актеры, кроме исполнителей главных ролей Ракова и Вертинской. Присутствовавшие в один голос говорили, что сыгранные у Кары роли были одними из лучших в их карьере. Кстати, самого режиссера на встрече с журналистами не было.
Выход отреставрированного фильма в широкий прокат приурочен к 120-летию со дня рождения Михаила Булгакова, а также к 20-летию начала работы над самим фильмом. «В марте будущего года будет 20 лет, как Юрий Кара и Владимир Скорый приступили к этой идее (к работе над фильмом.— GZT.RU) сначала в рамках Ялтинской киностудии, потом в студии Горького,— рассказала продюсер фильма Ирина Минеева.
“России есть чем гордится”
В кинотеатрах фильм выйдет в двухчасовом формате, тогда как хронометраж оригинальной версии составляет около трех с половиной часов. Укороченная версия была смонтирована и отреставрирована специально для кинотеатров. “Фильм будет идеального качества, он выйдет в dolby surround и будет выглядеть не как фильм, снятый 20 лет назад, а как фильм, снятый в 2011 году”,— добавил Добровольский.
Бюджет реставрации не разглашается, однако, как отметил прокатчик, он не превысит рекламного бюджета фильма. Режиссерская версия, которую в настоящее время заканчивают реставрировать, выйдет сначала на DVD, а позднее будет показана как сериал на одном из федеральных телеканалов.
Лег на полку
Юрий Кара закончил работу над экранизацией “Мастера и Маргариты” в 1994 году, хронометраж ленты составил 200 минут. К работе над фильмом удалось привлечь поистине цвет русской культуры: музыку для фильма за четыре года до смерти записал Альфред Шнитке, в самом фильме сыграли Виктор Раков, Анастасия Вертинская, Валентин Гафт, Николай Бурляев, Владимир Стеклов, Михаил Ульянов, Лев Дуров, Леонид Куравлев, Спартак Мишулин, Сергей Никоненко и другие. В середине 1990-х фильм не вышел на экраны из-за развала кинопрокатной системы, противоречий между продюсерами и режиссером, а также конфликта с претендующим на авторские права непрямым потомком Булгакова. В итоге фильм лег на полку. Первый публичный показ двухчасовой версии состоялся в 2006 году на ММКФ. В конце того же года трехчасовая версия фильма появилась в интернете.
Кроме того, “Мастер Дистрибьюшн” рассчитывает продать права демонстрации фильма за рубеж. Для этого представители компании уже ведут переговоры с оргкомитетом Каннского кинофестиваля, чтобы показать двухчасовую отреставрированную версию “Мастера и Маргариты” во внеконкурсной программе. “Мы также показали фильм нескольким международным компаниям,— добавил Добровольский,— Братья Вайнштейн (киностудия The Weinstein Co.— GZT.RU) были впечатлены, сказав, что „России есть чем гордится“”.
Все проблемы улажены
По словам продюсера и прокатчика картины, после создания фильм не вышел на экраны из-за целого ряда проблем. Во-первых, была совершенно запущенна кинопрокатная система в России. Кроме того, продюсеров не устраивал хронометраж фильма, а сокращенный вариант, смонтированный режиссером, их не совсем устроил— возник конфликт.
В конце 1994 года неожиданно появился внук последней жены Булгакова Елены Шиловской, Сергей. Он заявил, что является правообладателем “Мастера и Маргариты”, хотя на момент начала съемок в 1991 году роман считался общественным достоянием. Все изменил принятый в 1993 году закон “Об авторском праве и смежных правах”— по нему охрана авторских прав продлевалась с 50 до 70 лет. Сергей Шиловский, как рассказывал Кара, был недоволен трактовкой романа Булгакова в фильме. Теперь все эти проблемы преодолены. Прокат давно ожил, разногласия между продюсерами и режиссером улажены, договорились и с Шиловским.
Актер Николай Бурляев, сыгравший Иешуа Га-Ноцри, говорит, что Воланд является главным героем романа Булгакова
“Вспоминая все мистические моменты того времени, я думал, что тема с фильмом уже закрыта, и я скажу „наконец“ только когда в зале погасят свет”,— признался Сергей Гармаш, говоря о готовящейся премьере. В завершении Николай Бурляев, сыгравший роль Иешуа, сказал: “Фильм выходит, он будет жить и, как говорится, рукописи не горят”.
Вдогонку к предыдущему посту решил рассказать о трех критериях, которым, на мой взгляд, должна соответствовать идеальная игра для портативки.
Итак:
- Низкий порог вхождения – человек с первого взгляда уловить суть происходящего на экране.
- Второй пункт вытекает из первого, а именно – предельно простая игровая механика.
- Довольно спорно, но все же – в идеальной портативной игре не должна присутствовать мотивация для ее прохождения. То есть фан – превыше всего, а проработанная story line и прочие радости жизни – побоку. На деле геймер должен хотеть ИГРАТЬ, а НЕ ПРОЙТИ. Каждый кадр ОБЯЗАН приносить удовольствие, а акцента на «полное прохождение» не должно быть вовсе. В общем, чтобы в любой момент можно было выключить аппарат и не терзать себя тем, что засейвился перед боссом и хочешь узнать, что там дальше будет.
В поисках проекта, который идеально подходит под эти прописные истины, я наткнулся на компиляцию из семи частей Metal Slug (шесть номерных и x-версию с домашних систем). Скачал, запустил… и оторвался спустя два с половиной часа. Что интересно, после того, как я выключил консоль желание «проходить дальше» как рукой сняло. При этом я просто уверен, что запусти Metal Slug снова, еще два часа моей жизни будет потеряно.
Антология идеально соответствует трем пунктам, что я привел немного выше по течению. В Metal Slug очень простая игровая механика, низкий порог вхождения и любая из частей с этого сборника не подразумевает полного ее прохождения. Аркадная механика, да чего там – аркадное все: от персонажей до практически полного отсутствия сюжета. Это прекрасно.
Разумеется, без дегтя тоже не обошлось. На примере этого релиза становится ясно, что PSP не способна обрабатывать качественную 2D графику с большим количеством спецэффектов. Практически все игры со сборника, за вычетом, пожалуй, экс версии, что была, по-видимому, портирована с PlayStation, заметно тормозили. Довольно неприятный факт, который, впрочем, не снижает градус удовольствия, что приносит любой из выпусков Metal Slug.
К сожалению, вот ТАКИХ проектов на PSP очень мало. Locoroco, Potapon, LBP, Metal Slug (антология и seven), дилогия Ridge Racer – это все, что мне пока довелось опробовать. Это не значит, что больше «идеальных да портативных» проектов для PSP не существует, но количество «серьезных и больших» да «чтоб как на PlayStation 2» значительно превышает количество «идеальных».
На DS ситуация немного иная: общая масса игр из разряда «сел и поиграл» все-таки превышает количество «как на Wii». А многие механики, при переходе на DS, разработчики значительно упрощают. Хороший пример – недавний Человек-паук, который на DS оказался абсолютно другим. И, надо заметить, ничем не уступил своему старшему брату с Xbox 360 и PlayStation 3. В 2004 году версия Spider-man 2 для GBA тоже значительно отличалась от варианта для PlayStation 2 и сотоварок. Кстати, GBA-версия Spider-man практически идеально соответствовала приведенным критериям.
Написанное выше вовсе не подразумевает утверждение, что абсолютно все релизы, что попадают на PSP и DS (а в будущем: PSP 2 и 3DS), должны обладать «спиномозговой механикой».Серьезные франшизы важны (привет, девятый Dragon Quest), но сама концепция «поиграть в пути или на отдыхе без отрыва от шашлыков» идет вразрез со, скажем, Peace Walker для PSP. Это необходимо понимать.
Сейчас, как все мы знаем, у разработчиков игр появилась тенденция, а именно - делать игры без полоски здоровья. То есть при получении урона персонажем, лишь экран меняет свой цвет, тона становятся красно - серыми обычно. Но через некоторое непродолжительное время все нормализуется.
С одной стороны, такая система делает игру проще, так как не нужно искать бесконечные аптечки и, если рядом их нет, не приходиться бежать от любого врага - достаточно посидеть в укрытии. А с другой стороны, часто в играх возникают такие ситуации, когда даже укрытия не спасают. Наприме, Uncharted: Drake's Fortune, который я сейчас прохожу.
Такое вот упрощение, но грамотное использование лишь добавляет динамики в игровой процесс.
Классический геймплей с аптечками, напротив, позволяет разработчикам усложнять или упрощать игру добавляя повреждения, наносимые врагами, при этом уменьшая количество аптечек. Такой вариант более "хардкорный", так как во многих играх на высоких уровнях сложности эти аптечки и вовсе исчезают, или появляются крайне редко.
Мое мнение: динамическая система здоровья более продвинута, но ее "попсовость" напрягает. Но аптечки урезают динамику геймплея. Главное найти баланс
(Опрос)
God of War: Ghost of Sparta – хорошая игра, но никаким боком не портативная. В нее нельзя комфортно поиграть, скажем, в дороге. А, между тем, для портативной платформы «портативность» как никогда важна. Жаль, что в Sony слабо это понимают.
Я, конечно, не о повальном выпуске казуалок сейчас говорю, но, извините, в Ghost of Sparta некоторые эпизоды дадут «прикурить» God of War 2, что ненормально при имеющемся статусе «карманной погремушки».
P.S Все больше присматриваюсь к 3DS, потому как на обыкновенной DS хороших игр раз в пять больше, чем на PSP (что не делает PSP говном – это так, к слову). А после просмотра трейлера нового Resident Evil, слюнки так и потекли. Жаль только, что Крис такой же качок, как и в пятой части; бесит меня его внешний вид, что уж тут поделать! Леон из RE 4 и Крис из RE5 – небо и земля.
И на закуску, кидаю трейлер из El Shaddai: Ascension of the Metatron – наверное, одного из самых красивых проектов будущего, 2011 года.
Все, пошел тестировать PSPшный вариант Ace Combat. Всех благ.
Assassin’s Creed Br. – пример интересной Sand-box игры, а зомби-пак для Red Dead Redemption – пример скучной и дрянной Open World поделки.
Сегодня, 29 ноября 2010 года, в возрасте 84-х лет от пневмонии скончался один из лучших комиков Лесли Нильсен. Земля ему пухом.
У меня в последнее время наблюдается такая ситуация: пс3 иногда не хочет выключаться. Это смешно, на вопрос нет ответа в нете, она просто стоит и мигает зеленая лампочка, так может стоять часами пока не вырублю из разетки. После этого нельзя включить с геймпада, ток на самой консоли, а потом определеить гнеймпад. В чем проблема? Не подскажете?
А и еще: как смотреть скока жрет трафика консоль? Просто у меня лимит 15 гигов на месяц и я боюсь оставлять просто так консоль, к тому же я люблю врубить Life with playstation, но так как там постоянная связь с сервером, боюсь что она мне нажрет много.
Ох, в суете подготовки номера, я совсем забыл поделиться небольшой порцией УЖЕ опубликованного. Исправляю упущение – ниже ссылки на парочку ревью; на Vanquish и Blood Stone 007, которая оказалась очень неплохой игрой.
Приятного чтения.
P.S: Украинский портал игромост.ру недавно опубликовал мою летнюю рецензию, написанную по заказу редакции. Конечно, рассматриваемая игра, вероятно, большей части аудитории GotPs3.ru интересна не будет (да чего там – она даже мне не интересна), но все-таки.
P.S.S: Сам номер выйдет в начале декабря и там будет о-о-очень много "вкусного". Например, несколько полномасштабных спецов и шикарная ретро-рубрика, посвященная Dune 2.
Думаю, что Ремарк уж точно никого равнодушным не оставит. А в особенности это произведение. Искра жизни, если немного обобщить - роман о людях, которые попали в концлагерь.
Скелет под номером пятьсот девять медленно приподнял голову и открыл глаза. Он не понимал, забытье это или просто сон. Здесь между ними особой разницы не было. И то и другое означало погружение в глубинные трясины, из которых, казалось, уже ни за что не выбраться наверх: голод и изнеможение давно уже сделали свое дело.
Пятьсот девятый лежал и настороженно прислушивался. Это было старое лагерное правило; никто не мог знать, с какой стороны надвигается опасность, но пока ты замер, всегда есть шанс, что тебя не заметят или примут за мертвого. Простой закон природы, по которому живет любая букашка.
Он не услышал ничего подозрительного. Перед ним – полусонные охранники на башнях с пулеметами, сзади него – тоже все спокойно. Он осторожно повернул голову и оглянулся.
Концлагерь Меллерн мирно дремал под солнцем. Большой плац для переклички, который эсэсовцы в шутку называли «танцплощадкой», был пуст. Только на мощных деревянных сваях крестах висели четверо с завязанными за спиной вывернутыми руками. Их так высоко подвесили на веревках, что ноги не касались земли. Два кочегара крематория забавлялись, кидая в них из окна кусочками угля. Но ни один из четырех вот уже полчаса не подавал признаков жизни.
Бараки трудового лагеря выглядели безлюдными. Внешние коммандос еще не вернулись. По улице сновало только несколько дневальных. Слева, у больших входных ворот, перед бункером для штрафников сидел, потягивая кофе,шарфюрер СС Бройер. Ему специально поставили на солнце круглый столик и плетеное кресло. Весной 1945 года хороший кофе в зернах был редкостью.
Только что Бройер удушил двух евреев, которых шесть недель гноили в бункере. Пожилой еврей его просто раздражал, а тот, что помоложе, оказался упорнее – он еще довольно долго брыкался и кряхтел. Бройер посчитал свой поступок филантропическим деянием, заслуживающим компенсации. Дежурный передал ему к кофе еще тарелку с пирожными «баба». Бройер ел медленно, с удовольствием. Больше всего он любил изюм без косточек, которым обильно было нашпиговано тесто. Вяло усмехнувшись, Бройер прислушался к угасавшим звукам лагерного оркестра, который репетировал за садами. Звучали «Розы с юга», любимый вальс коменданта лагеря оберштурмбанфюрера Нойбауэра.
Пятьсот девятый находился на противоположной стороне лагеря, у деревянных бараков – от большого трудового лагеря их отделял забор из колючей проволоки. Эти бараки называли Малым лагерем. Здесь держали узников, которые настолько ослабели, что не могли больше работать. Они попадали туда, чтобы умереть. Поэтому бараки всегда были переполнены. Нередко умирающие лежали друг на друге даже в коридорах или же издыхали под открытым небом. В концлагере Меллерн не было газовых камер, что являлось предметом особой гордости коменданта. Он с радостью подчеркивал, что в Меллерне люди умирают естественной смертью.
Официально Малый лагерь назывался щадящим отделением. Однако лишь немногие узники находили в себе силы, чтобы продержаться в этом «щадящем» режиме более одной двух недель. Такая немногочисленная, но упорная группа обитала в двадцать втором бараке. С некоторой долей мрачного юмора они называли себя ветеранами. Пятьсот девятый был в их числе. Четыре месяца назад его доставили в Малый лагерь, и ему самому казалось чудом, что он все еще жив.
Черный дым тянулся над крематорием. Ветер гнал его в направлении лагеря, и клубы медленно опускались над бараками. Они пахли чем то жирным и сладковатым, вызывая тошноту. Даже после десяти лет пребывания в лагере Пятьсот девятый так и не сумел привыкнуть к этому запаху. Сегодня в этих клубах дыма среди прочих был и прах двух ветеранов – часовщика Яна Сибельского и университетского профессора Йоеля Буксбаума. Оба умерли в двадцать втором бараке. У Буксбаума не было трех пальцев на руке, семнадцати зубов, ногтей пальцев на ногах и части полового члена. Всего этого он лишился в ходе «перевоспитания в полезного человека». На культурных вечерах в казарме СС идея насчет полового члена вызывала дикий хохот. Она пришла в голову недавно прибывшему в лагерь шарфюреру Гюнтеру Штейнбреннеру. Просто, как все великие затеи, укол высокопроцентной соляной кислотой – вот и все. В результате Штейнбреннер сразу снискал себе уважение коллег.
Мартовский послеобеденный час оказался мягким, пригревало ласковое солнышко, но Пятьсот девятый никак не мог согреться, хотя кроме собственных на нем были вещи трех других – куртка Йозефа Бухера, пальто старьевщика Лебенталя и драный свитер Йоеля Буксбаума, который удалось перехватить в бараке, прежде чем забрали труп. Но когда рост метр семьдесят восемь, а вес – менее семидесяти фунтов, не согревают и самые теплые меха.
Пятьсот девятый имел право полежать под солнцем еще полчаса. Потом надо вернуться в барак, чтобы уступить взятые «напрокат» вещи вместе с собственной курткой тому, кто дожидался своей очереди. Такая была договоренность между ветеранами. С окончанием холодов некоторые в этом больше не нуждались. Они были настолько измождены, что после страданий зимой желали только одного – спокойно умереть в бараках. Но старший по команде Бергер следил за тем, чтобы теперь каждый, кто еще мог ползать, хоть некоторое время провел на свежем воздухе. Следующим шел Вестгоф, за ним – Бухер. Лебенталь отказался; у него было более важное дело.
Пятьсот девятый снова посмотрел назад. Лагерь находился на возвышенности, поэтому сквозь колючую проволоку сейчас видно весь город. Это был древний город со многими храмами и валами, с липовыми аллеями и извилистыми переулками, над лабиринтом крыш возвышались колокольни церквей. На севере расположилась новая часть с более широкими улицами, центральным вокзалом, густонаселенными домами, фабриками, меде– и железоплавильными заводами, на которых работали лагерные коммандос. Дугой извивалась река с отражавшимися в ней мостами и облаками.
Пятьсот девятый опустил голову. Даже мгновение было тяжело держать ее высоко. Вид дымящихся фабричных труб в долине только обострял чувство голода.
Причем не только в желудке, но и в голове. Желудок на протяжении многих лет был приучен к этому постоянному ощущению, утратив любое другое, кроме непроходящего глухого желания поесть. Голод в мозгу еще страшнее. Он никогда не смягчался, вызывал галлюцинации, терзал человека даже во сне. Так Пятьсот девятому потребовалось целых три зимних месяца, чтобы изгнать воспоминание о жареной картошке. Он везде ощущал ее запах, даже в вонючем бараке сортире. Теперь его преследовали сало и глазунья на сале.
Он бросил взгляд на никелевые часы, которые лежали рядом с ним на земле. Их одолжил Лебенталь. Они были ценным достоянием барака. Поляк Юлий Зельбер, который давно умер, несколько лет тому назад нелегально пронес их в лагерь. Пятьсот девятому оставалось еще десять минут. Но он решил ползти обратно в барак. Ему не хотелось больше дремать: никогда не знаешь, проснешься или нет. Он еще раз внимательно осмотрел лагерную улицу. Но и теперь ничего не бросилось в глаза, что могло предвещать опасность. Впрочем, он и не думал о ней. Осторожность была скорее привычкой старого лагерного «волка», нежели проявлением настоящего страха. Из за вспышки дизентерии в Малом лагере был объявлен не очень строгий карантин, поэтому эсэсовцы появлялись здесь довольно редко.
В последнее время был значительно ослаблен контроль. Война все больше давала о себе знать, поэтому части войск СС, которые героически пытали и уничтожали беззащитных узников, были отправлены на фронт. Сейчас, весной 1945 года, в лагере оставалась лишь треть прежней численности войск СС. Внутреннее управление давно почти полностью осуществлялось самими заключенными. В каждом бараке были староста блока и несколько старших по помещениям. Рабочие коммандос подчинялись бригадирам и мастерам, а весь лагерь – лагерным старостам. Причем все они были из числа заключенных. Их действия контролировались начальником лагеря, начальниками блоков и начальниками отрядов. Это были обязательно эсэсовцы.
Поначалу в лагере держали только политических заключенных. Потом с годами из провинции и переполненных тюрем города стали привозить немало уголовных преступников. Эти группы отличались друг от друга цветом матерчатых треугольников, которые кроме номеров нашивались на одежду всех узников. Матерчатые уголки политических заключенных были красного цвета, уголовников – зеленого. Евреи носили еще желтый уголок, поэтому оба треугольника образовывали звезду Давида.
Грусть, тоска меня съедает,
Тленом мрака я покрыт...
Пылью сплин уж оседает,
Неужели я привык?
Как могу я пережить,
ту печаль, что сердце гложет?
кто поможет залечить
раны, что мой сон тревожат?
Все бессонные волнения,
Всех тех бед седая тень...
Уж не будет мне спасения
Ни в один грядущий день
Я тут когда-то уже публиковал отрывки из различных произведений. Что ж, продолжу, пожалуй, эту "традицию". Ниже - небольшой фрагмент из романа "Заводной апельсин" Беджеса. Предупреждение: чувствительным натурам читать противопоказано.
– Ну, что же теперь, а? Компания такая: я, то есть Алекс, и три моих druga, то есть Пит, Джорджик и Тем, причем Тем был и в самом деле парень темный, в смысле glupyi, а сидели мы в молочном баре «Korova», шевеля mozgoi насчет того, куда бы убить вечер подлый такой, холодный и сумрачный зимний вечер, хотя и сухой.
Молочный бар «Korova» – это было zavedenije, где давали «молоко плюс», хотя вы то, бллин, небось уже и запамятовали, что это были за zavedenija: конечно, нынче ведь все так скоро меняется, забывается прямо на глазах, всем plevatt, даже газет нынче толком никто не читает. В общем, подавали там «молоко плюс» – то есть молоко плюс кое какая добавка. Разрешения на торговлю спиртным у них не было, но против того, чтобы подмешивать кое что из новых shtutshek в доброе старое молоко, закона еще не было, и можно было pitt его с велосетом, дренкромом, а то и еще кое с чем из shtutshek, от которых идет тихий baldiozh, и ты минут пятнадцать чувствуешь, что сам Господь Бог со всем его святым воинством сидит у тебя в левом ботинке, а сквозь mozg проскакивают искры и фейерверки. Еще можно было pitt «молоко с ножами», как это у нас называлось, от него шел tortsh, и хотелось dratsing, хотелось gasitt кого нибудь по полной программе, одного всей kodloi, а в тот вечер, с которого я начал свой рассказ, мы как раз это самое и пили.
Карманы у нас ломились от babok, а стало быть, к тому, чтобы сделать в переулке toltshok какому нибудь старому hanyge, obtriasti его и смотреть, как он плавает в луже крови, пока мы подсчитываем добычу и делим ее на четверых, ничто нас, в общем то, особенно не понуждало, как ничто не понуждало и к тому, чтобы делать krasting в лавке у какой нибудь трясущейся старой ptitsy, а потом rvatt kogti с содержимым кассы. Однако недаром говорится, что деньги это еще не все.
Каждый из нас четверых был prikinut по последней. моде, что в те времена означало пару черных штанов в облипку со вшитой в шагу железной чашкой, вроде тех, в которых дети пекут из песка куличи, мы ее так песочницей и называли, а пристраивалась она под штаны как для защиты, так и в качестве украшения, которое при определенном освещении довольно ясно вырисовывалось, и вот, стало быть, у меня эта штуковина была в форме паука, у Пита был ruker (рука, значит), Джорджик этакую затейливую раздобыл, в форме tsvetujotshka, а Тем додумался присобачить нечто вовсе паскудное, вроде как бы клоунский morder (лицо, значит), – так ведь с Тема то какой спрос, он вообще соображал слабо,как по zhizni, так и вообще, ну, темный, в общем, самый темный из всех нас. Потом полагались еще короткие куртки без лацканов, зато с огромными накладными плечами (s myshtsoi, как это у нас называлось), в которых мы делались похожими на карикатурных силачей из комикса. К этому, бллин, полагались еще галстучки, беловатенькие такие, сделанные будто из картофельного пюре с узором, нарисованным вилкой. Волосы мы чересчур длинными не отращивали и башмак носили мощный, типа govnodav, чтобы пинаться. – Ну, что же теперь, а?
За стойкой рядышком сидели три kisy (девчонки, значит), но нас, patsanov, было четверо, а у нас ведь как – либо одна на всех, либо по одной каждому. Kisy были прикинуты дай Бог – в лиловом, оранжевом и зеленом париках, причем каждый тянул никак не меньше чем на трех– или четырехнедельную ее зарплату, да и косметика соответствовала (радуги вокруг glazzjev и широко размалеванный rot). В ту пору носили черные платья, длинные и очень строгие, а на grudiah маленькие серебристые значочки с разными мужскими именами – Джо, Майк и так далее.
Считалось, что это mallshiki, с которыми они ложились spatt, когда им было меньше четырнадцати. Они все поглядывали в нашу сторону, и я уже чуть было не сказал (тихонько, разумеется, уголком rta), что не лучше ли троим из нас слегка porezvittsia, а бедняга Тем пусть, дескать, отдохнет, поскольку нам всего то и проблем, что postavitt ему пол литра беленького с подмешанной туда на сей раз дозой синтемеска, хотя все таки это было бы не по товарищески. С виду Тем был весьма и весьма отвратен, имя вполне ему подходило, но в mahafshe ему цены не было, особенно liho он пускал в ход govnodavy. – Ну, что же теперь, а? Hanurik, сидевший рядом со мной на длинном бархатном сиденье, идущем по трем стенам помещения, был уже в полном otjezde: glazzja остекленевшие, сидит и какую то murniu бубнит типа «Работы хрюк хряк Аристотеля брым дрым становятся основательно офиговательны». Hanurik был уже в порядке, вышел, чтоназывается, на орбиту, а я знал, что это такое, сам не раз пробовал, как и все прочие, но в тот вечер мне вдруг подумалось, что это все таки подлая shtuka, выход для трусов, бллин. Выпьешь это хитрое молочко, свалишься, а в bashke одно: все вокруг bred и hrenovina, и вообще все это уже когда то было. Видишь все нормально, очень даже ясно видишь – столы, музыкальный автомат, лампы, kisok и malltshikov, – но все это будто где то вдалеке, в прошлом, а на самом деле ni hгепа и нет вовсе.
Уставишься при этом на свой башмак или, скажем, на ноготь и смотришь, смотришь, как в трансе, и в то же время чувствуешь, что тебя словно зашкирку взяли и трясут, как котенка. Трясут, пока все из тебя не вытрясут.
Твое имя, тело, само твое "я", но тебе plevatt, ты только смотришь и ждешь, пока твой башмак или твой ноготь не начнет желтеть, желтеть, желтеть… Потом перед глазами как пойдет все взрываться – прямо атомная война, – а твой башмак, или ноготь, или, там, грязь на штанине растет, растет, бллин, пухнет, вот уже– весь мир, zaraza, заслонила, и тут ты готов уже идти прямо к Богу в рай. А возвратишься оттуда раскисшим, хныкающим, morder перекошен – уу ху ху хуууу! Нормально, в общем то, но трусовато как то. Не для того мы на белый свет попали, чтобы общаться с Богом.
Такое может все силы из парня высосать, все до капли. – Ну, что же теперь, а?
Радиола играла вовсю, причем стерео, так что golosnia певца как бы перемещалась из одного угла бара в другой, взлетала к потолку, потом снова падала и отскакивала от стены к стене. Это Берти Ласки наяривал одну старую shtuku под названием «Слупи с меня краску». Одна из трех kisok у стойки, та, что была в зеленом парике, то выпячивала живот, то смова его втягивала в такт тому, что у них называлось музыкой. Я почувствовал, как у меня пошел tortsh от ножей в хитром молочишке, и я уже готов был изобразить что нибудь типа «куча мала». Я заорал "Ноги ноги ноги! " как зарезанный, треснул отъехавшего hanygu по чану или, как у нас говорят, v tykvu, но тот даже не почувствовал, продолжая бормотать про «телефоническую бармахлюндию и грануляндию, которые всегда тыры дырбум». Когда с небес возвратится, все почувствует, да еще как!
– А куда? – спросил Джорджик. – Какая разница, – говорю, – там glianem – может что и подвернется, бллин.
В общем, выкатились мы в зимнюю необъятную notsh и пошли сперва по бульвару Марганита, а потом свернули на Бутбай авеню и там нашли то, что искали, – маленький toltshok, с которого уже можно было начать вечер. Нам попался ободранный starikashka, немощный такой tshelovek в очках, хватающий разинутым hlebalom холодный ночной воздух. С книгами и задрызганным зонтом подмышкой он вышел из публичной biblio на углу, куда в те времена нормальные люди редко захаживали. Да и вообще, в те дни солидные, что называется, приличные люди не очень то разгуливали по улицам после наступления темноты – полиции не хватало, зато повсюду шныряли разбитные malltshipaltshiki вроде нас, так что этот stari профессор был единственным на всей улице прохожим. В общем, podrulivajem к нему, все аккуратно, и я говорю: «Извиняюсь, бллин».
Глянул он на нас этак puglovato – еще бы, четверо таких ambalov, да еще откуда ни возьмись, да с ухмылочками, но ничего, отвечает. "Я вас слушаю, – говорит, – в чем дело? " – причем этак зычно, учительским тоном: пытается, значит, представить, будто он и не puglyi вовсе. Я говорю:
– Вижу вот книжонки у тебя под мышкой, бллин. Редкостное, можно сказать, удовольствие в наши дни встретить человека, который что то читает.
– Да ну, – сказал он, весь дрожа. – Неужто? Впрочем, да, да. – А сам все смотрит на нас, на одного, другого, в глаза заглядывает, уже стоя посередине этакого улыбчивого аккуратного квадрата.
– Ага, – говорю. – Очень было бы интересно глянуть, бллин, если разрешишь, конечно, что это у тебя за книжки такие. Больше всего на свете люблю хорошенькие чистенькие книжки. Чистенькие? – удивился он. – Хм, чистенькие. – и тут Пит хватъ у него из под мышки всю его drebedenn и скоренько нам раздал. Каждому по книжке досталось, кроме Тема. Та, что оказалась в руках у меня, называлась «Введение в кристаллографию», я раскрыл ее и говорю: «Здорово, первый сорт», а сам страницы листаю, листаю. И вдруг говорю таким голосом раздраженным;
– Эт то еще что такое? Гадкое слово, мне на него и глядеть то стыдно. Ох, разочаровал ты меня, братец, ох, разочаровал!
– Но где? – засуетился он. – Где? Где? – Ого, – вступил Джорджик, – вот уж где грязь так грязь! Вот: одно слово на букву "х", а другое на "п". – У него была книга под названием «Загадки и чудеса снежинок».
– Надо же, – присоединился к нам и balbesina Тем, глядя через плечо Пита и, как всегда, perebarstshivaja. – И впрямь, все как по нотам: и чего куда, и на картинке показано. Слушай, – говорит, – да ты же просто грязный kozlina!
– И это в таком почтенном возрасте, ай яй яй, – заговорил снова я, принимаясь рвать попавшую мне в руки книгу пополам, а мои друзья занялись тем же с остальными книгами, а особенно старались Тем с Питом, вдвоем расправляясь с «Ромбоэдрическими структурами». Stari intell сразу в kritsh: "Они не мои! Хулиганство! Вандализм!
Это муниципальная собственность! " – или что то вроде. Попытался даже вроде как вырвать книги у нас из рук, но это уж вовсе была hohma.
– Что ж, придется тебя, братец, проучить, – сказал я. – Достукался. – Причем оказавшийся у меня в руках учебник был переплетен очень крепко, нелегко было устроить ему razdryzg – еще бы, книга была старая, выпущенная во времена, когда все делали очень добротно, вроде как не на один день, но я все же выдирал из нее страницы, комкал и осыпал ими starikashku, они кружились и летали в воздухе, словно огромные снежинки, при этом мои друзья делали то же самое, и только Тем просто плясал вокруг и кривлялся – клоун и есть клоун.
– Вот тебе, вот тебе, – приговаривал Пит. – Получай под расписку, погань, грязный порнографист!
– Поганое ты otroddje, padia, – сказал я, и начали мы shustritt. Пит держал его за руки, а Джорджик раскрыл ему пошире pastt, чтобы Тему удобней было выдрать у него вставные челюсти, верхнюю и нижнюю. Он их швырнул на мостовую, а я поиграл на них в каблучок, хотя тоже довольно крепенькие попались, гады, из какого то, видимо, новомодного суперпластика. Kashka что то там. нечленораздельное зачмокал – «чак чук чок», а Джорджик бросил держать его за gubiohi и сунул ему toltshok кастетом в беззубый rot, отчего kashka взвыл, и хлынула кровь, бллин, красота, да и только. Ну, а потом мы просто раздели его, сняв все до нижней рубахи и кальсон (sfaryh staryh; Тем чуть bashku себе на них глядя не othohotal), потом Пит laskovo лягнул его в брюхо, и мы оставили его в покое. На заплетающихся ногах он пошел прочь – мы ему не очень то сильный foltshok сделали, – только все охал, не понимая, где он и что с ним, а мы похихикали tshutok и прошлись по его карманам, пока Тем выплясывал вокруг с замызганным зонтиком, но в карманах мы мало чего обнаружили. Нашли несколько старых писем, из которых некоторые, написанные еще в шестидесятых, начинались с «милый мой дорогой» и всякой прочей driani, еще нашли связку ключей и старую пачкающуюся авторучку. Старина Тем прервал свою пляску с зонтиком и, конечно же, не выдержал – принялся читать одно из писем вслух, вроде как чтобы показать всей пустой улице, что он умеет читать. «Мой дорогой, – начал он своим писклявым голосом, – пока тебя нет со мной, я буду все время о тебе думать, а ты не забывай, пожалуйста, одевайся потеплее, когда выходишь из дому вечерами».
Тут он выдал gromki такой smeh – «ух ха ха ха» – и притворился, будто вытирает этим письмом себе jamu.
– Ну ладно, – сказал я. – Завязываем, бллин. В карманах брюк у starikashki нашлось немного babok (денег, стало быть) – не больше трех hrustov, так что всю его melotshiovku мы раскидали по улице, потому что все это было курам на смех по сравнению с той капустой, что распирала наши карманы. Потом мы разломали зонтик, всем тряпкам и одежде устроили razdryzg и разметали их по ветру, бллин, и на том со старым kashkoi учителем было покончено. Конечно, я понимаю, то был вариант, так сказать, усеченный, но ведь и вечер еще только начинался, так что никаких всяких там иззи винни ненний я ни у кого за это не просил. «Молоко с ножами» к тому времени как раз начинало чувствоваться, что называется, budle zdraste.
На очереди стояло сделать смазку, то есть слегка разгрузиться от капусты, тем самым, во первых, обретя дополнительный стимул, чтобы triahnutt какую нибудь лавочку, а во вторых, купив себе заранее алиби, и мы пошли на Эмис авеню в пивную «Дюк оф Нью Йорк», где не бывало дня, чтобы в закутке не сидели бы три или четыре babusi, lakafa помойное пиво на последние грошовые остатки своих ГП (государственных пособий). Тут мы уже выступали этакими pai malltshikami, улыбались, делали благовоспитанный zdrastiпg, xoтя старые вешалки все равно от страха были в отпаде, их узловатые, перевитые венами rukery затряслись, расплескивая пиво из стаканов на пол.
Последний: pehnik, 3 декабря 2010 года в 11:19