ДНЕВНИК ДЖ. X
16 июля, Нью-Йорк
Я подумал, с таким именем, как у меня, это лучшее, чем можно заняться, – что-то типа знака свыше, понимаете? Я начал это еще в школе; наверно, единственное, что я вообще начал в школе, кроме сексмарафонов на вечеринках. Успел закончить страниц семьдесят, семьдесят пять, прежде чем меня вышибли. Большинство ребят моего возраста ходили на бизнес-курсы для продвинутых: рискованная торговля не одобренными правительством химикатами и как увеличить выход продукции, воздействуя на количество дерьма с помощью слабительного порошка. Я так скажу: я этим делом заниматься не стал, потому что я белый парень и у меня нету связей. Так что можете подавать на меня в суд за то, что я не играю по местным правилам; когда я ушел из школы, у меня были планы получше.
Я хотел – я хочу – писать, и знал это еще в пять лет. Только не так, как в классике, потому что, скажем прямо, парню вроде меня никогда не поступить в колледж, учитывая то, что, даже если бы моей мамаше удалось раздобыть достаточно денег без того, чтобы нагреть кого-нибудь или ограбить банк (причем сомневаюсь я только насчет банка), она скорее ухнула бы их все на поездку в Вегас, чтобы увидеть Уэйна Ньютона, чем отдала мне. Так что, похоже, придется сделать наоборот: сначала написать что-то, а потом продать каким-нибудь крутым ребятам. Отсюда мысль про мое имя, а зовут меня Харкер, Джон Харкер, как парня из «Дракулы», значит, про это и надо писать.
Понимаете, даже человек с дыркой в голове сообразит, что будущее за массмедиа. У людей появляется больше свободного времени, больше всяких технических прибамбасов для развлечения: спутниковые антенны, «ящики» с высоким разрешением, куча каналов; значит, нужно выпускать в эфир больше программ. Парни из телекомпаний перерывают архивы в поисках черно-белых комедий, которые в свое время никто не смотрел, такие они убогие; а теперь только и ищут, что бы кинуть в эфир и, подняв рейтинги, привлечь к своему каналу зрителей и рекламодателей, пытающихся забить тридцать вторую рекламную паузу для своей мази от геморроя. Так что у парня вроде меня, которого еще в третьем классе списали в клуб будущих неудачников Америки, есть реальный шанс что-нибудь им продать. Сначала пилотный выпуск, потом сериал, а потом девяносто восемь шоу, которые будут крутиться вечерами по всей стране от побережья до побережья, отражаясь в космос, чтобы идти там до скончания времен. Вот оно, бессмертие.
Но не будем торопить события. Только что я закончил убойный сценарий, новую версию «Легенды о Дракуле», рассказанную с моей точки зрения, – взгляд Джона Харкера на битву с Повелителем неупокоившихся душ. И я хочу сразу объяснить, чего мне стоил этот сценарий: когда я писал его в магазине, меня застукали и выкинули, так что с завтрашнего дня я безработный.
То есть самое время, как сказано в книге из серии «Помоги себе сам», которую я сейчас читаю, критически оценить себя.
У меня в активе здоровье, отличный рост и счастье (если для жизненного сценария, исключающего развлечения, секс и деньги, подходит такое слово). У меня есть квартира в Куинсе. Я снимаю ее с двумя парнями, которых никогда нет дома, и, чтобы платить за жилье, мне приходится полночи надрываться в магазине, где я уже, кстати, не работаю.
Пойду в другой, подумаешь, горе; зато у меня появилось время пройтись по телефонному справочнику и обзвонить каналы, чтобы узнать, кто там в каждой организации самый главный, кому я могу послать свой сценарий. Это второй набросок полнометражного телефильма, в общем, там все сказано, они разберутся, про что сюжет; так что я потратил хренову тучу денег на фотокопии и почтовые расходы и разослал двадцать три конверта по разным адресам в Манхеттене.
А потом сел и стал ждать.
Чем сейчас и занимаюсь.
9 августа, Нью-Йорк
От ожидания с ума сойти можно.
После того как я разослал все эти бандероли, радуюсь, что не потратился еще и на пейджер, потому что, откровенно говоря, мой телефон и не собирается разрываться. Сначала я думал, может, им не нравится сюжет, вся эта дьявольщина, хотя это-то как раз и есть то, что называется подтекст, основанный на человеческой природе, из этого подтекста и родился сценарий.
То есть Дракулу каким только не представляли, и так, и этак, и мужчиной, и женщиной, и черным, и белым, и нормальным, и гомиком, в мюзиклах, комедиях, мыльных операх, детских программах, во всех возможных видах на аудио-, видеокассетах, дисках, пластинках и бетакаме. А у меня своя теория. Времена изменились: мы умираем теперь не в кругу семьи, а на руках у расторопных незнакомцев. Это потому, что мы стали бояться смерти. И чем больше мы боимся, чем больше связываем свое старение с сатаной, тем больше мы стараемся подсластить легенду о Дракуле, чтобы наклеить на смерть приятную картинку.
В общем, из Дракулы сделали что-то вроде продавца высококачественного европейского дерьма. Он везде: на безалкогольных напитках, хлопьях для завтраков, куда ни плюнь. В Нью-Йорке вампиры на каждом столбе, однако темные силы лишены своей мощи. Из них сделали клоунов, и в таком виде смерть, понятно, выглядит совсем не так ужасно.
А мой сценарий, моя собственная «Легенда о Дракуле», возвращает людям то самое ощущение смертности, скоротечности жизни, которое и должно быть. Она возвращает этой теме настоящую серьезность и дает нам почувствовать страх смерти так искренне, сильно и глубоко, что приходится принять его и, через катарсис, снова пустить в свою жизнь.
Послушайте, вот я сижу на толчке, думаю, что мой сценарий изменит этот долбаный мир, а на самом деле не могу добиться, чтобы его прочитал хотя бы какой-нибудь начальник с телеканала. До сих пор ни одного ответа, представляете?
Пора уже посрать или слезть с горшка. Короче, я «сажусь» на телефон и пытаюсь достать этих ребят.
Нет, я не настолько наивный, чтобы думать, что смогу одним махом продраться сквозь всю цепь инстанций и с ходу выйти на мистера Самого-Главного-Босса. Но, по-моему, то, что я послал им сценарий, дает мне повод для разговоров, даже какое-то преимущество. В конце концов из двадцати трех бандеролей одна должна была попасть на стол нужному человеку. Я беру список и начинаю обзванивать всех по порядку: «Эн-би-си», «Эй-би-си», «Си-би-эс», «Эйч-би-оу», компанию Теда Тернера, «Кабельное телевидение», но не могу не только дозвониться до бесконечно занятых личных помощниц, этих сучек с вечным английским акцентом, я даже не могу пробиться дальше коммутаторов.
Полагаю, мой сценарий дошел до кого-нибудь из ваших рецензентов, слышу я собственный голос, на что какая-то девчонка по своему пластиковому головному телефону спрашивает меня, заказная ли это рукопись, и если нет, не мог бы я прийти и забрать ее, потому что их больше не отсылают обратно, поскольку их приходит слишком много и все вокруг ими завалено.
Просто я решил обзванивать по порядку. Начать с самых крутых, понимаете? Я, в общем, и не ждал, что мной там кто-то заинтересуется. Пора спуститься с небес и попробовать независимые компании поменьше, те, которые берутся за специальный материал. Для такой темы, как моя, не нужны крупные имена, главное – сама идея. Я сел и составил новый список, сделал еще раз фотокопии и разослал свой сценарий; просто, если я это заброшу, мне впереди абсолютно точно ничего не светит. Правда, на это ушли все деньги, а я все еще в поисках работы. Так что я пошел к Фрэнки на ночной склад «АкьюПак» на Третьей улице, но там ничего не вышло. Я ему: Фрэнки, ты же говорил, у тебя всегда найдется для меня работа, а он сигарету о пол склада затушил и смотрит на меня молча. Повсюду сокращения, Джон, отвечает. Сейчас спад идет, разве не слышал?
Да слышал я, слышал. Поэтому и переехал недавно из Куинса в эту вонючую дыру без кондиционера на Бликер, которая стоит дешевле, поскольку ее хозяин – никчемный конченый наркот, и его подружке нужен кто-то, кто будет следить за ним и не давать ему накалываться всякой дрянью при первой возможности. Так что теперь мне каждую ночь приходится закрывать дверь в спальню, чтобы спастись от голоса Тины Тернер, поющей «Break Every Rule» в четырехмиллионный раз, прежде чем я смогу сосредоточиться на том, как пристроить свой сценарий. На этот раз я пошлю его тому, кому надо.
Я верю.
Может, потому что это все, что мне осталось.
20 сентября, Нью-Йорк
Что это за чушь с именем Роберта Де Ниро? Я не верю своим ушам. По почте снова никаких вестей, но тут никогда не знаешь, не успел ли мистер Маниакально-Депрессивный Диско-Фан добраться до ящика раньше тебя и сжечь содержимое. Я опустошаю все склянки со стимулянтами и депрессантами в шкафчике в ванной, как только он их туда ставит, но что именно он принимает, никогда не известно, потому что он врет про это. В данный момент он скачет в соседней комнате под какой-то старый альбом Дайаны Росс. Это не радость, его просто торкнуло. Сейчас 11 утра. По моим наблюдениям, он отправился в полет часов на двенадцать раньше, чем обычно.
На этот раз я решил: «Сколько можно ждать?» – и стал звонить почти сразу. Теперь у них новый дежурный ответ. Конечно, и ежу понятно, что маленькие телекомпании не могут позволить себе модный адрес в Верхнем Истсайде, но если Де Ниро и разместил «ТриБеКа Филмз» на улице, где кругом одни склады, это не значит, что начальник любой задрипанной телекомпании может упоминать его имя, как хренов талисман. Да, говорят они, мы скромная компания, но мы очень избирательны, ведь рядом с нами работает сам Бобби (как вам это – Бобби Де Ниро, как будто начальник заходит к нему на коктейли).
А я про себя думаю: послушайте, вы можете вещать хоть из восточной Турции, мне плевать, лишь бы вы прочитали мой чертов сценарий. Ведь в этом вся проблема: что бы они там ни болтали, как правило, о самих себе и о священном уважении, с которым к ним относятся собратья по цеху, несмотря на этот дружеский тон, выясняется, что ни один из них, ни одна сволочь не прочла текст. Слишком много рукописей к ним приходит. В редакциях кипы непрошитых листков. Каждый урод, у которого есть компьютер и немного свободного времени, считает, что может написать сценарий.
Кстати, может быть, я и сам такой, но я все равно верю в свою работу. Повторяя про себя эти слова, я печатаю список номер три и иду искать, у кого бы занять денег на рассылку. Меня зовут Джон Харкер, и я рожден, чтобы сразиться с Князем тьмы. И я это сделаю.
27 сентября, Нью-Йорк
В общем, Король Диско ушел в отрыв.
Да, мой сосед умудрился поджечь себя, наслаждаясь одурманивающим эффектом каких-то поганых снадобий. В результате он в больнице, а я потерял свой сторожевой пост и остался на улице. Мне кажется, его подружку больше всего разозлило то, что сгорела аудиосистема. Теперь даже не на что обзванивать каналы, потому что, когда звонишь в эти компании, попадаешь в режим ожидания ответа, а прождать можно хрен знает сколько. Поэтому я сделал то, что говорил себе, что никогда не сделаю: продал пинту крови. В данных обстоятельствах, я думаю, это допустимо.
Непросто вести дела из телефонной будки, но это приносит свои плоды. Я начинаю рано утром и беру их тепленькими, прежде чем они успевают собраться с мыслью. И вы не поверите, кое-кто из них прочитал сценарий, и он ему понравился. На самом деле, даже двоим. Оба говорят, что заинтересованы. У меня наметилась пара встреч. Да, звучит просто отлично. Однако сперва о главном. В настоящий момент у меня нет крыши над головой и нет приличной одежды. Ночью еще жарко, и я могу побродяжничать пару дней, пока что-нибудь подвернется, сходить на встречи (в конце концов, их интересует, хорошо ли я пишу, а не одеваюсь ли я от Армани) и, может быть, получить аванс.
Второй раунд за семейством Харкеров. Добро победит.
2 октября, Нью-Йорк
Это следовало предполагать.
Первая встреча была в компании под названием «Прайм-тайм продакт», расположенной, понятное дело, рядом с Бобби. Она проходила в офисе размером с баскетбольную площадку, где меня ждал парень, пытающийся бороться с преждевременным облысением, отращивая хвостик. Оглядев меня с ног до головы и сморщив нос, он предложил мне сесть и откопал сценарий. А потом спросил, как мне идея сделать из этого получасовую комедию положений с Дракулой в качестве забавного супергероя. Я хорошенько подумал и ответил, что вряд ли это будет удачно; при этом не забывайте, говоря эти слова, я в мыслях видел себя спящим на парковой скамейке. Но он хочет выкинуть суп и оставить одну кастрюлю, а так вообще никуда не годится, это и младенцу понятно. Ну и все – встреча окончена, проводил меня до двери, спасибо, что зашли; мне еще пришлось попросить его вернуть мой драный сценарий, потому что меня-то он выпроваживает, а рукопись засовывает обратно на полочку за столом.
Поспать в парке не проблема: полиция больше не забирает, потому что нас сейчас слишком много, а девать некуда. От алкоголика, которого всю ночь тошнит на соседней скамейке, конечно, радости мало, но в данный момент не стоит суетится, кроме того, я уже думаю насчет следующей встречи. У меня две рубашки, пара кедов и пара ботинок, одна футболка и отстойные джинсы, плюс нейлоновый рюкзак, в котором бритвенный набор, одеяло и копии сценария. В маминой квартире есть еще кой-какие вещи, но она сама в Атлантик-Сити под каким-то неудачником, а у меня нет ключей.
На другой день была жарища, так что я искупался и на последние пять долларов постирал рубашку. В общем, есть шанс, что я не буду выглядеть полным бомжом.
В компанию «Пауэрвижен» (хотелось бы посмотреть на того парня, который сидит и выдумывает эти названия) я пришел за двадцать минут до встречи; прошло двадцать минут после назначенного времени, а я все сижу. Потом появилась женщина и провела меня внутрь; она была так строго одета, что мне показалось, будто на ней серая картонная коробка. Она кинула на меня странный взгляд, хотя от меня даже не пахло и рубашка выглядела на пять баллов. А потом говорит, что сценарий не читала, но ей поручено его купить. Я уже начинаю прыгать от радости, но тут во мне раздается тревожный звоночек, и я спрашиваю, что она собирается с ним делать.
А она говорит, хочу отдать его нашим авторам, чтобы они его посмотрели. Я спрашиваю, что она имеет в виду. Это я автор. Если им нравится моя работа, зачем надо, чтоб ее кто-то перекраивал? Похоже, на той стадии мне еще не полагалось открывать рот, потому что она на меня взглянула, как будто я только что нагадил ей в тарелку с фруктами. Ну, говорит, ваше произведение чересчур мрачное. Готическую стилистику можно сохранить, но это должно быть весело. Можно оживить образ Дракулы, придумав ему какого-нибудь закадычного друга со странностями. Я заметил, что мы можем взять одного героя из книги, и увидел, как ее передернуло на слове «мы». Ренфилд, говорю. Интересный персонаж. А какой он, спрашивает. Я объясняю, что сумасшедший и ест мух. А она отвечает: только, мол, не на телевидении, если мы хотим привлечь семейную аудиторию. И еще нужно сменить название. У нас уже есть новое. «Клыки на миллион».
Что было дальше, вы понимаете. По крайней мере, эта встреча длилась дольше, чем первая, в основном потому, что она начала ее позже назначенного времени.
На обратном пути я снова сдал кровь, теперь у меня есть немного наличных, но, скажу вам, мне от этого дела приходится очень туго. Завтра, может, попробую подъехать к паре знакомых ребят и одолжить у них денег. Потом, наверное, снова начну звонить.
Семейство Харкеров в нокдауне, сатана выходит вперед. Где же эта сука Ван Хельсинг, когда он тебе нужен?
19 октября, Нью-Йорк
За последние пару дней погода изменилась. Центральный Парк и в лучшие времена не может похвастаться особо свежим видом. Даже весной зелень выглядит пыльной, а сейчас она просто бурая. Об осени в этом городе невозможно написать ничего лирического. В Новой Англии еще может быть, но не здесь. Не могу поверить, что я все еще сплю под открытым небом. Становится слишком холодно, чтобы проводить всю ночь на улице. Пока было жарко, я делал одну умную вещь – берег лицо от солнца. Стоит в Нью-Йорке приобрести загар, и ты автоматически выглядишь, как бомж, если нет приличной одежды.
Ни у кого из моих знакомых нету лишних денег, но я не собираюсь клянчить. Я Си-Си так и сказал: либо отрабатываю, либо никак. Меня всегда учили, что бесплатно никто катать не будет. Он засмеялся и сказал, что думает точно так же. Си-Си работал в кафе на Бликер, но его уволили, и он снова начал трахаться за деньги. Для того чтобы заниматься этим делом в наши дни, я думаю, нужно быть в полнейшей заднице, а я еще не там. Пока.
Проблема в том, что я не могу получать социальное пособие, потому что недостаточно давно сижу без работы, и теоретически моя мамаша еще может помочь. Она сейчас наверняка в каком-нибудь мотеле, в поясе с подвязками, на коленях отрабатывает свой проигрыш в «блэкджек» в казино «Трамп», но пойди попробуй найти того, кто этому посочувствует. Я тут подредактировал немного свой сценарий, внес кое-какие изменения, которые должны им понравиться. Плохо то, что у меня нет доступа к пишущей машинке. Все написано от руки, а в телекомпаниях такое не принимают.
Я довел сдачу крови до уровня высокого искусства: моя карточка участвует теперь в системе очередности. Дело в том, что нельзя снова сдавать кровь, пока она полностью не восстановится, для этого на карточке ставят штамп с датой; но некоторые из нас ходят в разные клиники по карточкам друг друга. Это экономит пару дней и совсем не вредит, если нормально ешь.
Думаю, сейчас моя жизнь достигла самой низшей точки. Теперь может быть только лучше. Позвонил даже как-то своей мамаше, но никого не было дома. Я уже все ноги стер до задницы, ходя по списку из одной уродской компании в другую, чтобы встретиться с кем-нибудь, с кем угодно, кто мог бы помочь. Баста; я побывал везде, кроме порностудий, и из всей этой мутотени вынес единственную стоящую зацепку: я прочел, что какая-то богатая галерея в Нохо только что профинансировала создание новой телекомпании, которая будет заниматься независимыми проектами для кабельных сетей. Я занес им сценарий, через неделю позвонил, и они назначили мне на завтра. Схожу, но особых чудес не жду. Начинает темнеть, и парк все больше напоминает мне Трансильванию.
23 октября, Нью-Йорк
У Макса Баркли столько же букв в имени и фамилии, сколько и у Ван Хельсинга, [1 - Max Barclay – Van Helstng.] и почти столько же возможностей. Такое ощущение, как будто он только что запрыгнул на трапезный стол и сорвал портьеры, низвергнув чистый утренний свет на распростертую фигуру Князя. В каком-то смысле именно это он и сделал. Просто спас мне жизнь, иначе не скажешь. Отмотаем три дня назад.
«Уорлдвью Ти-Ви» оказалась довольно модным местечком, расположенным в таком районе, где членов правления, одетых как боги, и бомжей, валяющихся в дверях и писающих себе в штаны, разделяет только сантиметров тридцать бетона и окно. Служащий в приемной попался нормальный: оглядел меня с ног до головы, но охрану вызывать не стал, и очень кстати, потому что видок у меня был, как будто на меня только что напали в парке. Потом подходит этот мощный парень, наверное бывший футболист, начинает трясти мне руку как сумасшедший и говорить, как ему понравился сценарий.
И как он хочет его поставить.
И безо всяких поправок.
Так что вот такие дела. Еще нужно время, чтобы решить вопрос с контрактом, но все будет в порядке. Есть и плохая новость: пока нет контракта – никаких ссуд, но ничего, перед рассветом всегда бывает самая темень. Этот сценарий – мой осиновый кол, а теперь я нашел человека с кувалдой. Вместе мы пригвоздим подонка.
27 октября, Нью-Йорк
Пока никаких новостей.
Сегодня звонил Максу, обсуждали проблемы со сценарием, так, пустяки. Говорит, что скоро, наверное, сможет пробить мне какой-то аванс. Не хочу, чтобы он знал, что я все еще живу в парке. Это только создаст между нами ненужные напряги, он будет думать, что я придурок какой-то. Я хочу, чтобы все было как надо. В один прекрасный день буду смешивать коктейли в доме под необожженный кирпич на своем ранчо в Бель-эйр и рассказывать детям, как трудно было пробиться в шоу-бизнес; по крайней мере, это будет честно.
Мой день настанет.
11 ноября, Нью-Йорк
Я позвонил Максу и рассказал ему о своих финансовых трудностях. Пришлось засунуть свою гордость на некоторую глубину, но я так долго не протяну. Он радостно предложил мне встретиться и пропустить по стаканчику, но я не мог показаться ему на глаза в своем задрипанном виде, слишком это жалкое зрелище. У меня нет ни денег, ни чистой одежды. На улице стоит такой дубачина, что даже пробитые парковые бомжи свалили куда-то, бог знает куда. Может быть, они просто замерзли и их завалило листьями. Может, и со мной случится то же самое, если я в ближайшее время не поем пару раз как следует.
Макс сказал, есть одна вещь, о которой он раньше забыл упомянуть: он должен представить сценарий своему руководству. С учетом его рекомендации, они никак не могут его завернуть, но это затянет дело. Он не виноват, он же не в курсе, каково мне тут приходится. А я не собираюсь говорить ему больше, чем уже сказал.
18 ноября, Нью-Йорк
Как раз тогда, когда я думал, что «доход» у меня уже ниже некуда, какой-то надутый понторез в клинике сообразил, что мы делаем с донорскими карточками. Пару дней назад температура воздуха выпала из нижнего конца термометра, и мне пришлось переместиться в метро. Воздух здесь теплый и вонючий. В нем чувствуется зараза. Но люди еще хуже. Опасные, как будто обычные законы им под землей не указ.
Си-Си сказал, что я могу пожить у него, квартирка неплохая, он сможет достать мне какие-нибудь тряпки и денег на жизнь. Все, что от меня нужно, это взять у него пару лишних клиентов. Он говорит, с таким телом, как у меня, вполне можно было бы зарабатывать двести-триста долларов за ночь. Я ответил, что дела мои плохи, но я еще просто не готов пойти на такое.
Говорю себе, что я человек, сильный духом. Настоящий Харкер. Борец за правое дело. Поэтому, вместо того чтобы просыпаться в мягкой постели, смотрю на город через эту долбаную решетку.
30 ноября, Нью-Йорк
Я знаю их номер так хорошо, что набираю его во сне: Ждите. Скажите добавочный. Ждите. Будьте добры Макса Баркли. Ждите. В прошлый вторник я снова разговаривал с помощницей, Стефани из Лондона. Очень вежливая. Макс уехал на Гавайи на две недели, разве он не сказал мне, что берет отпуск?
Нет, твою мать, не сказал.
Я объясняю ей, что не пытаюсь ее достать, все, что мне нужно, это поддержка, какие-нибудь слова, которые подкрепят мою веру. Я верил – и верю – в свой сценарий. Макс тоже так говорит, но он и пальцем не пошевелил, чтобы это доказать. Похоже, руководство было не совсем в восторге. Придется внести несколько небольших изменений. Хорошо, я это переживу, только давайте сначала разберемся с контрактом, а потом обсудим изменения.
Изменения. Боже милостивый. Я живу у Си-Си. Когда пошел снег и в метро повалили разные психи, полицейские выкинули нас на улицу, и я понял, что наконец время пришло. Я больше не мог сдавать кровь. Мой вес не превышал 55 килограммов. Я стал похож на соломинку. Си-Си предложил неплохие условия, хотя мне это дорогого стоит. Я обслуживаю не больше одного клиента за ночь; ничего, жить можно. Если кто не хочет надевать резинку, спускаю с лестницы. Когда я это делаю, отключаю голову. Боюсь позволять себе думать. Эта часть моей биографии останется в самом дальнем ящике.
В сценарии появилась новая сцена.
В зале, при слабом свете огня, видна фигура Князя, который делает шаг вперед. Ростом он на голову выше, чем библиотекарь. Он осторожно берет Харкера за подбородок своими бледными, клиновидными пальцами и изучает, будто паук, исследующий новый вид мухи. Холод, идущий от его мертвых глаз, пробирает Харкера до костей. Юноша на самом деле находится лицом к лицу со смертью. Он чувствует, как в его организме отмирают клетки от пристального взгляда вампира и мозг постепенно немеет. Он знает, что, если в этот самый миг Князь захочет забрать его жизнь, он и в самом деле умрет. Все тело быстро цепенеет. Воля уходит, как кровь, вытекающая из глубокой раны. Сознание угасает, и вместо него приходит новое захватывающее ощущение, ничего общего не имеющее со страхом: это восторг пробуждения, и Харкер наконец постигает ночь, вечную ночь…
И тут Князь отпускает его, отводя свой пристальный взор. Он даровал своему врагу долгий, безмятежный взгляд в самую бездну. Однако открывшийся Харкеру вид сделал его сильнее, поскольку подарил ему дружбу со смертью. Он дал ему возможность обрести свободу.
Эта мысль поддерживает меня.
22 декабря, Нью-Йорк
Макс говорит, что со мной сложно, что у меня слишком идеалистические взгляды, что никто не может оставаться в первозданном состоянии. Видимо, это он насчет сценария. По крайней мере, он вернулся из отпуска, у меня появилась кое-какая одежда, и мы наконец-то встретились. Пили красное вино в модной забегаловке для телевизионщиков на Амстердам, вокруг повсюду мигающие телеэкраны. Да, говорю я, за мной еще никогда так долго не ухаживали, прежде чем трахнуть, а он смеется. Обещает, что контракт будет заключен после Рождества, когда юридический отдел «Уорлдвью» наконец уладит все с «Брэм Стокер эстейт» и всеми остальными типами, которые предъявляют претензии к персонажу, считая, что у них эксклюзивные авторские права. Пора бы уже, отвечаю, потому что, если дело пойдет так и дальше, мы не сможем вознаградить всех правообладателей за их доброту. Он снова смеется, говорит, что я сегодня в ударе.
Если Макс и заметил, что у меня потихоньку съезжает крыша, пока я жду, когда все срастется, то не подает виду. Пожелав мне счастливого Рождества, он выходит на заснеженную улицу, шарф свободно лежит у него на плечах – такой весь из себя уверенный. А я не хочу уходить из бара. Уйти отсюда значит покинуть это теплое место и отправиться обратно к Си-Си. Снова за работу. Теперь, по крайней мере, у меня есть силы, чтобы это вынести.
Семейство Харкеров будет отомщено.
16 января, Нью-Йорк
Почему же все перемены происходят у меня? А он остается неподвижен, как силуэт на крепостном валу, как тень в дверном проеме. Я приспосабливаюсь, чтобы выжить.
А он продолжает существовать, не претерпевая никаких изменений, всегда выходя победителем, стоя в своей накидке, облегающей его элегантную фигуру, наподобие доспехов. Несокрушимый. Неподвижный. Это несправедливо.
Си-Си умер. В сочельник он пошел в какой-то новый модный клуб, и там его видели в последний раз. Полицейские говорят, что его ограбил клиент в «Адонисе» около двух часов ночи на Рождество. По идее, он не должен был умереть, но он слегка набрался, принял пару таблеток, и от удара о землю у него что-то случилось с шеей. Так и не пришел в сознание. Полицейские спрашивали меня, есть ли у него родственники. Мне даже в голову никогда не приходило, что у него ведь были родственники.
Как это одиноко, умереть в рождественское утро.
//-- * * * --//
Си-Си всегда говорил, что я могу жить у него. Он знал, что я не люблю работать с клиентами. Он хотел помочь мне, поэтому разрешал у него жить. Он больше никому этого не разрешал. Я пошел к нему в спальню собрать его вещи, а там как в детской. Медвежата, плакаты с кинозвездами. На следующий вечер я вернулся и обнаружил, что замки сменили. Хорошо бы, он кому-то там тоже сказал, что мне можно здесь жить.
Я позвонил Максу спросить насчет контракта, но его не было на месте, а помощница-англичанка не хотела давать мне его домашний номер телефона. И тут я услышал, что плачу в трубку. Поганая, жалкая сцена.
Вернуться на улицу было шоком. Когда я доберусь до Макса, я скажу ему, чтобы он занялся делом или пошел на хрен. Я спрошу, можно ли мне пожить у него, пока я работаю над сценарием. Надо назвать мое чертово произведение «Графу на растерзание», потому что скоро я буду примерно в таком состоянии, если он откажет.
Я на что угодно готов, чтобы выбраться из этой ситуации, честное слово.
На что угодно.
24 января, Нью-Йорк
Я нежить. Я так себе это представляю. Человек, увязший в неизвестности. Я живу, хотя на самом деле уже умер. Тьма воцарилась, и Харкер побежден. Теперь и навеки.
Чтоб ты сдох, Макс. Где бы ты ни был, чтоб тебя отымели. Ты мог бы мне сказать, ты должен был знать. Прежде чем уйти с работы, нужно ведь хоть немного подготовиться. Невозможно просто взять и свалить. Помощница говорит, что он уехал в Лос-Анджелес и она не знает, где он сейчас находится. Она не смогла бы сказать правду, даже если бы ее чертова жизнь от этого зависела. Лгать входит в список ее обязанностей.
Нового парня зовут Файнштейн.
Прежде чем мне удалось с ним поговорить, я звонил столько раз, что он наконец вынужден был это сделать. Он сказал мне, что в первую очередь, как только получил должность, заморозил все проекты Макса. Ему нужно определить рамки бюджета на следующий сезон, и он не намерен торопиться. Требуется некоторое время, чтобы установить приоритеты рынка. Это не значит, что у моего сценария нет никаких перспектив. К этому моменту я понял, что-либо он раньше был подрядчиком, либо он не в состоянии двух слов связать без тележаргона.
И говорю ему, что в настоящее время я нахожусь в состоянии острого финансового кризиса и могу не дожить до того момента, когда у него появится возможность изучить мой шедевр. Может быть, я смогу позвонить ему через день.
От удивления он согласился. Но не через день. Через неделю.
Неделя. Дни, часы, минуты. Ночи.
Я больше не работаю над сценарием. Не могу, потому что какой-то засранец подрезал в метро мой рюкзак, а в нем была последняя копия. Сейчас три часа утра, температура сильно ниже нуля, и я бьюсь за клиентов на Сорок второй улице.
Боже мой, это настолько ниже моего достоинства; я в ужасе. У меня насморк, который никак не проходит; еще у меня есть мечта, которая все не умирает. А лучше бы умерла. Лучше забыть о ней.
Может быть, я все это время сражался не на той стороне. В конце концов, мой тезка в книге нашел свою погибель, а для графа это было только началом карьеры.
Говорят, людей в нем привлекает темнота.
Мне она никогда не казалась привлекательной, до сих пор.
31 января, Нью-Йорк
Еще пару дней, говорит он мне.
Нужно прочесть столько сценариев, а он должен быть беспристрастным ко всем. Сказал позвонить ему в конце недели; обещал, что, так или иначе, даст ответ. Секретарша говорит ему, что мой сценарий лучший из всех, которые она когда-либо читала, а она не первый день в бизнесе.
А я стою в телефонной будке и слушаю все это.
Холод такой, что я не чувствую, где заканчиваются ноги, а где начинается тротуар. У меня в кармане два доллара, на губе герпес, и на улице ни одного клиента. Пару ночей я провел в квартире этого парня, Рэнди, но оказалось, что он действительно хотел избить меня ремнем с шипами, и я сделал ноги. Это стоило хороших денег, но, блин, у меня тоже есть гордость. Это шутка такая. Передо мной на монетоприемнике объявление, какая-то шлюха приглашает парней поработать, и я думаю: ладно, хоть согреюсь. Такое странное чувство, как будто я перешел какую-то грань.
Я больше не могу сдавать кровь. Не берут. Сказали, испортилась. У меня теперь плохая кровь. Я сказал врачу, что меня избили, но он не врубился. Осталось два дня. Тьма перед рассветом. Это будет спасение на краю бездны, скажу я вам.
Не нужно было тягаться с ним, Джонатан.
2 февраля, Нью-Йорк
Вокруг телефонной будки снег на полметра, а у меня руки вспотели.
Заготовил полный карман четвертаков, и, оказалось, не зря, потому что они держали меня в режиме ожидания ответа десять минут, за которые я успел прослушать три песни из мюзикла «Саут Пасифик». Потом его не было на месте. Еще пару минут им потребовалось, чтобы его найти. Я стою и думаю: все нормально, это нагнетание напряжения, это добавит смака новостям. И точно, так и было.
Мне очень не понравилось, говорит он мне. Не «извините за то, что измотал вам нервы в говно» или «может быть, вы еще что-нибудь для нас напишете». Просто: «Мне очень не понравилось». Но это еще не самое классное. Он делает паузу, чтобы я мог промычать что-нибудь в знак благодарности за его мнение. А потом говорит, что я не должен забывать ключевые слова канала, а именно «оптимистический» и «ободрение». Зрители, говорит, не хотят видеть такое, эта история чересчур угнетающая. Им нужно внушать, что все хорошо. В следующий раз я не должен упускать это из виду.
Наверное, я мог бы поднять крик, но я только сказал тихо: «Не будет следующего раза», и повесил трубку.
По крайней мере, все кончилось. Я даже вроде лучше себя чувствую. Не знать было более мучительно, чем я предполагал. Да, мне стало лучше. Я выхожу из будки, слегка пошатываясь, зато снаружи светит солнце. Нужно было попросить его вернуть сценарий, но что-то во мне сказало «нет». Битва проиграна. Вот и рассвет.
Нужно раздобыть новую куртку. Эта слишком тонкая. У меня от холода яйца отваливаются. Карманы рваные. Надо привести себя в порядок. Начну с этого. Сначала куртка. Потом все остальное.
По крайней мере, я сразился с этим ублюдком, так ведь? Пускай я не победил, зато заставил его лишний раз здорово попотеть, без вопросов.
А разве что-нибудь еще можно сделать?..
Иногда полезно читать, надеюсь что не все разучились еще это делать. Жаль только, что экранизуют не такие вот замечательные сюжеты, а всяческий трешняк "на пол часа". Хорошего жанрового кино все меньше... Увы...
Последний: nameresu, 31 декабря 2009 года в 13:46